Ещё до Второй мировой войны выжившие узники Талергофа установили традицию поминать на Фомино воскресенье жертв этого первого в Европе концлагеря. Лагеря смерти, предназначавшегося властями Австро-Венгрии исключительно для галицких русинов. Для тех из них, кто не отрёкся с началом Первой мировой войны от своего имени русского. Кто отказался становиться «украинцем». Так – сотнями тысяч жертв, «перемещённых лиц» и беженцев – заканчивался в Галиции век русского возрождения.

Незатоптанные ростки

С переходом прикарпатских территорий Польши под власть Австро-Венгрии, реальная власть над «нижним этажом империи» в Галиции – русинами – оставалась в руках поляков. Как следствие, даже те русины, что чудом добивались сколько-нибудь заметного положения в обществе, говорили и писали по-польски. Это был единственный путь к получению образования.

По воспоминаниям ректора Львовского университета в 1860-х Якова Головацкого, отец его – униатский служитель из русинов «читал проповеди из тетрадок, писанных польскими буквами». Когда же в церковь приходила «графиня с дворскими паннами или кто-нибудь из подпанков», то проповедь произносилась по-польски. При этом служба велась на церковнославянском языке – последнем останце русскости в общественной жизни Галиции (и во многом остаётся такой до сих пор).

Здесь следует сделать ту оговорку, что к началу XIX в. православных приходов в Галиции уже не осталось. Целые поколения русинов выросли на Прикарпатье с осознанием униатской веры как единственно возможной. Теперь же, вслед за искоренением отеческого исповедания шло вытеснение родного языка из всех сфер общественной и религиозной жизни. Русский субэтнос, по слову видного историка Николая Ульянова, «медленно, но неуклонно вростал в польскую народность».